Что такое спекуляция, до армии я даже и не думал. Так, привозил с соревнований разный дефицит. Но, в основном, только своим, и по тем же ценам, что и покупал. И только - по заказам!
На прапорщика, начальника полкового стрельбища, после года солдатской службы решил остаться сам. Никто мне это место службы не предлагал и не агитировал за войска. Просто решил и всё! И как сказал один классик: «Если я чего решил, то выпью обязательно!» И в один прекрасный весенний день 1982 года на стрельбище приехал заместитель командира полка по боевой и строевой подготовке майор Тасоев, который зачитал приказ о присвоении мне, только что новоиспечённому черпаку, рядовому Тагирову, звания гвардии прапорщик. И торжественно вручил мне комплект формы и погоны. Через час я вышел в новой форме из отдельного офицерского домика и просто сказал: «Строиться, полигонная команда».
У солдат и сержантов полигонной команды, операторов различных направлений стрельбы и механиков-водителей учебных машин был железный стимул для безупречного несения службы на стрельбище: - перевод в гвардейский мотострелковый полк. И это передвижение по службе было во власти начальника стрельбища. То бишь - меня! Со мной служили ещё солдаты моего периода - черпаки и старше на один период - деды, из которых я тут же одного отправил в полк, в пехоту, на должность стрелка РПГ. И все бойцы полигонной команды тут же поняли: «Что такое хорошо, и что такое плохо!». После чего заключил с дедами «Пакт о ненападении»; и по-хорошему договорился со своим периодом - не борзеть! И вся служба встала на своё законное место.
Прапорщик ГСВГ в самом начале службы получал около 500 марок (100 марок - это 33 рубля без копеек), плюс в Союзе на книжку шло чуть больше сотни рублей в месяц. По сравнению с моими солдатскими 25 марками это были огромные деньги. Но, скажу я вам откровенно, деньги - это такая штука, которой постоянно не хватает. Особенно за границей нашей великой и необъятной Родины! Наше стрельбище было, по сути, отдельным небольшим гарнизоном, располагалось в 12 км от полка между двумя немецкими деревнями и упиралось в глубокий лес. И вот мои деды предложили попробовать в традиционном местном бизнесе: на стрельбище была своя пилорама, к нам постоянно привозили лес (кто откуда мог), и, повторюсь, само стрельбище упиралось в лес. Я с бойцами наладил сбыт досок проверенному годами немцу. Доски немцу привозились, а в основном приносились на плечах солдат ночью. Поэтому дело было хлопотное и малоприбыльное, и было отдано обратно своим старослужащим. Затем вместе со своим водителем ГАЗ-66 пример но раз в неделю продавали бензин. Тоже хлопотно и рискованно! Отдал сбыт за долю малую прапору, начальнику службы ГСМ.
В нашем гарнизоне в выходные дни постоянно появлялись поляки и предлагали различный товар - джинсы, рубашки, очки и т.д. (и даже порножурналы!). Я вначале приобрёл у них одежду для себя и своих бойцов-дембелей, благо, поляки не гнушались и червонцами. Потом познакомился с ними, угостил пару раз водкой «Русской» и выведал у доверчивых славян, что весь товар они приобретают у арабов в одном из баров Лейпцига. Пару вечеров потусовался в указанном баре, аккуратно поспрашивал, выдавая себя за поляка, и познакомился с палестинцами. Эти арабы, как впоследствии оказалось, хорошо знали русский язык и быстро меня рассекретили. Один из них, самый молодой, как только взглянул на меня, тут же сказал с улыбкой: « Тук-тук! - Кто там? - Сто грамм! - Заходи!»
Арабы оказались парни компанейские, ранее учились в Москве. И на фоне общей любви к автомату Калашникова мы быстро подружились и договорились о постоянных поставках различного товара. Я вначале боялся и продавал вещи только своим приятелям, но, уже дешевле, чем поляки. Потом потихоньку привык и спокойно делал в месяц сумму в зарплату сначала прапорщика, а потом и офицера (примерно 700-800 марок ГДР).
Палестинцы тоже привыкли ко мне. Постоянно звали с собой в ночные бары на дискотеки. Даже один раз подрались там с кубинцами из-за девчонок. Но так, скромно, без особого мордобития и вызова полиции. Хватило только моих двух ударов прямой правой. И горячие кубинские парни сразу поняли, что были несколько неправы. Появились общие знакомые подружки немочки. И я однажды тоже взял и пригласил арабов к себе на стрельбище. Рискнул! Договорился с молодыми офицерами разведроты полка и устроил для всех отдельную ночную стрельбу с лёгким товарищеским ужином (средства уже позволяли). Разведка стояли на стрельбище на полевом выходе одни. И на фоне общей ненависти к сионизму и прочему империализму постреляли мы и, естественно, попили на славу! В этом плане палестинцы были парни закалённые учёбой в Советском Союзе. Я с трудом уже под утро уговорил арабов ехать домой (в Лейпциг). Офицеры-разведчики, твёрдо следуя принципам интернационализма и дружбы народов, подкинули меня и своих новых др узей на своём БРДМе до ближайшей автобусной остановки к деревне Помсен.
Законопослушные бюргеры с первого рейсового автобуса просто офигели, когда с ужасом наблюдали, как в лёгкой дымке утреннего тумана с брони боевой машины весело спрыгивают несколько арабов в гражданке со своими платками вокруг шеи и бегут прямо к ним в салон. В ответ на такое "сафари" палестинцы открыли мне свой рынок.
Оказалось, что ряд развивающихся африканских стран посылают своих студентов учиться - часть в ГДР, и часть в ФРГ. И эти студенты могли спокойно (в отличие от немцев) к друг другу приезжать, что-то типа упрощенного визового режима сейчас. И вот эти студенты таскают "дефицит" туда-сюда, из капитализма в социализм. Унд цурюк! Вот у них я-то и всё приобретал раза в два дешевле, чем продавали поляки. Перешёл на аудиоаппаратуру. Доход постепенно вырос примерно до 1000 марок в месяц. Плюс моя зарплата прапорщика, которая тоже потихоньку росла, но не такими темпами. Ближе к дембелю я уже получал 550 марок. И вот в один прекрасный осенний день я стоял около штаба полка в компании молодых офицеров и прапорщиков, весело обсуждая последние события на танцах в ГДО. А дело было так: в День танкиста молодые прапорщики с гвардейского танкового полка приехали в город, по дороге зашли в гаштет и устроили там с немецкими молодыми офицерами состязание на предмет употребления пива на скорость и количество. Пятеро офицеров, наших братьев по оружию, отмечали день рождение своего товарища и оказались в этом гаштете весьма кстати. Трое прапорщиков ГСВГ вышли абсолютными победителями в этой неравной схватке и гордо отправились продолжать праздник на танцы в ГДО. Ребята исключительно для веселья и куража добавили водки и просто не рассчитали свои силы. Уснули прямо на столах в буфете. Так как все были после наряда по парку, и отмечать начали этот светлый профессиональный праздник ещё в своём батальоне до встречи с камрадами. Разбудить гвардейцев смог только комендант гарнизона.
Из штаба вышел наш новый особист полка, капитан (пусть будет Васин) и стал с улыбкой слушать продолжение истории. Разговор как-то сразу замялся, а офицеры и прапорщики тут же вспомнили о своих насущных делах по службе. Я тоже решил сходить проверить, как там мои бойцы без меня получают продукты и меняют бельё. И тут особист сказал:
- Тагиров, ты-то мне и нужен. Слышал, хорошо немецкий язык знаешь?
- Не только немецкий, товарищ капитан, - я вежливо улыбнулся, - я ещё и английский начал учить. Надо знать язык своего потенциального противника! А вот вы, товарищ капитан, сможете допросить пленного бундесверовца? Или на языке врага в гаштете только пиво с сарделькой заказываете?
- Ну, пойдем! - усмехнулся капитан. - В кабинете и посмотрим, кто и кого допрашивать будет.
В кабинете нас уже ждал начальник особого отдела, подполковник Петров (так его назовём!). Он уже готовился в Союз на замену. И ещё совсем недавно на моей пилораме по его заказу колотили ящики для мебели. По большому счёту Петров мужик был стоящий, и я его даже уважал. Но он был особистом! А капитан, принимающий у него дела, по своему внешнему виду мало походил на отличника боевой и политической подготовки наших Вооружённых Сил. Выглядел как-то так, не очень. Но тоже был особистом! Мне предложили присесть за стол, сами уселись напротив с двух сторон. И начались вопросы с занимательной игрой в «хорошего» особиста (подполковник) и «плохого» (капитан, естественно). В силу своей молодости, малого жизненного опыта и необразованности в таком увлекательнейшем деле эту викторину я проиграл вчистую!
Вопросов было много, и напоминаний тоже. Вспомнили и про моего отца-коммуниста, и про моего младшего брата, служившего сержантом в штабе Уральского военного округа. Вот только товарищи особисты не учли одного - вырос я в далёком уральском шахтёрском посёлке на улице Коммунистической, которая заканчивалась тупиком на конечной автостанции. Местные жители так и объясняли проезд дальше: «По Коммунистической, и до тупика. Там и будет конечная». Ещё из достопримечательностей посёлка были шахта «Комсомольская» и две зоны: одна строгого режима, а вторая - не очень. И я с детства знал, что закладывать своих - это совсем не по-октябрятски. И даже не по-пионерски. И совсем уж не по-комсомольски. Западло, в общем!
Поэтому я говорил только о себе. А товарищам уж очень хотелось услышать ещё о ком-либо. О ком - им было всё равно. Но очень хотелось! Вот тут я упёрся. Под конец нашей долгой и утомительной для всех сторон беседы капитан мне вручил интересную книжку - Уголовный Кодекс РСФСР, где ручкой отметил часть 2 статьи 154 - «Спекуляция». И задушевно порекомендовал почитать на досуге! И по секрету сообщил, что этого досуга у меня сейчас будет «хоть жопой ешь!»
Из кабинета начальника особого отдела я вышел с книжкой в руках и под конвоем. Почти сутки я просидел один в камере гарнизонной гаупвахты. Отвлекусь немного - в здании комендатуры, в подвале были две камеры для задержанных. В одной наш комендант хранил шкуры. Он был заядлым охотником. Запах стоял ещё тот! А в другой на стене была изображена батарея, да так натурально, что трудно было отличить от настоящей. Но нарисованная батарея нифига не грела, а ночи были уже холодные. Помню пол в камере. Там на кафеле были изображены цветы, но так, что на стыке 4-х плиток они образовывали фашисткую свастику. Плитку периодически закрашивали или застилали линолеумом.
А ещё я до сих пор помню свой испуг тогда. Думал всё - жизнь кончена! Мне было 23 года, режим в стране был совсем другой. Мой боевой запал от беседы быстро прошёл; и я, думая о себе, своих родителях и брате, буквально проревел всю ночь. Как они перенесут такое известие? На следующее утро меня подняли в кабинет коменданта, где был только один подполковник Петров.
- Ну, как жизнь молодая? Не замёрз ночью? - весело спросил особист, - книжку капитана ещё не потерял?
И радостно засмеялся своей шутке! А мне было не до смеха. Дрожа от холода и неизвестности, я протянул подполковнику Уголовный кодекс, из которого успел выяснить, что мне грозит от 2 до 7 лет с конфискацией имущества. Особист отсмеялся, протёр глаза и вдруг предложил:
- А не попить ли нам чайку, прапорщик?
И распорядился местному сержанту принести нам горячего чаю. Я пока ничего не понимал. Вообще, я готовился к продолжению вчерашних вопросов. Помешивая сахар, подполковник продолжил:
- Вот смотрю, Тагиров, всё у тебя хорошо - и служишь без замечаний, и спортсмен, и с родственниками всё в порядке, немецкий вон выучил. И даже заочно в ЛГУ смог со службы поступить. Ну что тебе ещё не хватает? Ответь мне честно! Без всяких записей, мы с тобой одни.
- Так интересно же, товарищ полковник! И многие благодарят потом. Я же намного дешевле могу всё достать.
- Дешевле, говоришь? А вот сколько, по-твоему, будет стоить аудиомагнитофон Шарп-700?
В наших гарнизонах поляки продавали такой аппарат за 3300-3500 марок, но могли и бэушный втюхать. Я мог достать новый за 2500 марок. Поэтому по привычке хотел накинуть 500 (моя месячная зарплата), но, сказал - 2800 (особистам - скидка!) и добавил:
- Я бы на вашем месте купил бы здесь Шарп-800, он новей и эквалайзер покруче будет. В Союзе, в комке, стоит 2500 рублей (около 8000 марок).
Подполковник даже чаем поперхнулся!
- А здесь за сколько достанешь?
Я уже начал понимать, что никто меня пока сажать не собирается. Поэтому смело накинул свою долю малую и сказал:
- 3300 марок (штукарь рублями). Абсолютно новый, в упаковке!
Особист задумался. Зарплата армейского подполковника была около 1000 марок. Сколько получают особисты, я не знал. Петров внимательно посмотрел на меня и сказал:
- А теперь, прапорщик, давай поговорим за службу. Считай, что тебе повезло, раз за тебя ходатайствует руководство полка. Вчера с ними разговаривали. Да и в дивизии ты на хорошем счету. И учитывая, что ты такой грамотный, языки знаешь, вон подружку себе немочку завёл. Да всё мы про тебя знаем! Молчи лучше и слушай. У тебя есть выбор: или мы передаём весь материал в прокуратуру. Или мы сейчас с тобой договариваемся, и ты даёшь подписку работать с нами. Не качай головой! Работу предлагаем только с немцами. На своих стучать - у нас и без тебя охотничков хватает. Много ума не надо! Тебя вон ещё полгода назад заложили. Думай, прапорщик, быстро! - и посмотрел на часы, - у тебя ещё 15 минут в запасе. Сейчас капитан подойдёт, и ты даёшь нам ответ. А про аппаратуру - только между нами!
Через 15 минут пришёл капитан, и я подписал все необходимые документы. У меня даже была возможность самому придумать себе псевдоним. Как оказалось, чтобы потом подписывать многочисленные отчёты. И я тут же придумал для себя новое имя - Йоган Вайс. Как у нашего легендарного разведчика. Но особисткий капитан мне предложил не заморачиваться немецкими именами, а придумать что-нибудь своё, родное. Я был искренне удивлён и разочарован! Контрразведчик Васин не читал книгу Вадима Кожевникова «Щит и меч»! И я тогда предложил понятную всем кликуху - «Кусок». На что товарищ капитан ответил, что Кусок у них в обойме уже есть. И тут особист предложил мне сам: раз я занимался боксом, пусть будет Боксёр. Я не стал возражать. Так и остался во всех особистких отчётах Боксёром.
Совсем скоро подполковник Петров удачно перевёлся в Союз вместе с аудимагнитофоном Шарп-800. Капитан Васин оказался не таким уж плохим человеком и совсем скоро получил майора. Вот только не очень следил за своей формой и пил он всё больше и больше. И Зелённый Змий в итоге победил капитана вчистую. В виду явного преимущества. Отправили его в Союз досрочно. Но это уже совсем другая история!
А я принялся выполнять идиотские задания нашего особого отдела. Которые даже сейчас, уже проработав сам не один год милицейским опером, до сих пор не понял. Глупо всё было! И писать много приходилось. И ещё я часто подписывался за получение денег, хотя ни одного пффеннинга от особистов так и не получил! Я-то сейчас понимаю, что расписывался за марки, выданные нашим контрразведчикам на оперативные расходы. Но благодаря совместной работе с особым отделом, моему непосредственному командованию стало намного сложней контролировать меня на служебном месте. У меня появилось больше свободного времени для своих дел. И в итоге я был единственный, кто из холостяков в те годы из нашего гарнизона вывез в Союз контейнер. Но уже без помощи Особого отдела.
Ende gut - alles gut !!!

(...означает, что если что-то хорошо закончилось, то не важно, сколько человек до этого натерпелся, или какой урон понёс - главное, что закончилось всё хорошо